— Йал, держащий чашу, — пояснил аббат.

— Чашу? Это, конечно, Грааль?

— Герб семьи Вексиев. — Планшар проигнорировал вопрос графа. — Местная легенда гласит, что чаша была добавлена к гербу незадолго до падения Астарака.

— Зачем было добавлять чашу? — спросил граф, ощутив нарастающее возбуждение.

И снова аббат оставил его вопрос без ответа.

— Монсеньор, присмотрись к шкатулке как следует. Посмотри спереди.

Граф повертел шкатулку перед свечой, и вдруг на ней блеснула надпись. Буквы были неразборчивы, некоторые совсем стерлись, но слова еще можно было разобрать. Дивные, чудесные слова: Calix meus inebrians.

Граф так и впился в них взглядом, и при мысли о том, что это могло значить, голова его пошла кругом, он не мог вымолвить ни слова. Из носа у него текло, так что он нетерпеливо вытер его обшлагом.

— Когда эту шкатулку обнаружили, она была пуста, — сказал Планшар. — По крайней мере, так мне сказал покойный аббат Луа, царствие ему небесное. Говорят, что эта шкатулка находилась в ковчеге из золота и серебра, найденном на алтаре замковой часовни. Ковчег, я уверен, увезли в Бера, а шкатулку подарили монастырю. Полагаю, как вещь, не имеющую никакой ценности.

Граф снова открыл шкатулку и попытался принюхаться, но нос у него был заложен. В крипте возились и гремели костями крысы, но он ничего не слышал и не видел вокруг, кроме шкатулки, погрузившись в грезы о Граале, о наследнике, обо всем, что она для него значила. Его немного смущало, что шкатулка слишком мала, чтобы в ней мог поместиться Грааль. А вдруг? Кто его знает, каков на самом деле Грааль?

Аббат протянул руку, чтобы спрятать шкатулку в сундук, но не тут-то было. Граф вцепился в нее и не отдавал.

— Монсеньор, — строго сказал аббат, — в Астараке ничего не нашли. Я привел тебя затем, чтобы ты в этом убедился. Там ничего не нашли.

— Но ведь шкатулку нашли! — пылко возразил граф. — И это доказывает, что Грааль здесь был.

— Доказывает ли? — печально спросил аббат.

Граф указал на выцветшую надпись на боку шкатулки.

— А что еще это может означать?

— Грааль есть в Генуе, — сказал Планшар, — а некогда бенедиктинцы в Лионе утверждали, будто владеют им. Правда, потом пошли слухи, что их чаша, по попущению Господню, не подлинная, истинный же Грааль хранится в Константинополе, в сокровищнице императора. Потом вдруг заговорили, что он в Риме, потом в Палермо, хотя в Палермо, я думаю, была Сарацинская чаша, захваченная на венецианском корабле. Некоторые говорят, что с небес за ним спустились архангелы и забрали с собой, хотя иные настаивают, что он по-прежнему находится в Иерусалиме, под защитой огненного меча, который некогда был дан Господом стражу Эдема. Его видели в Кордове, монсеньор, в Ниме, в Вероне и еще в двух десятках городов. Венецианцы считают, что он хранится на острове, который показывается только тем, кто чист сердцем, а послушать других, так его и вовсе увезли в Шотландию. Монсеньор, рассказами о Граале я мог бы наполнить целую книгу.

— Он был здесь! — твердил граф, оставив последние слова Планшара без внимания. — Он был здесь и, возможно, по сей день находится где-то тут.

— Я бы тоже очень этого хотел, — признался Планшар. — Это предел мечтаний, но можем ли мы надеяться на успех там, где потерпели неудачу Парсифаль и Гавейн?

— Это весть от Бога! — настаивал на своем граф, судорожно вцепившись в шкатулку.

— Я думаю, монсеньор, — рассудительно сказал Планшар, — что это весточка от семьи Вексиев. По моему разумению, кто-то из них повелел изготовить и расписать эту шкатулку для того, чтобы сбить нас с толку и посмеяться над нами. А сами, спасаясь бегством, забрали Грааль с собой. Мне кажется, что шкатулка — это их месть. Наверное, ее следует сжечь.

— Сжечь? Но в ней пребывал Грааль! — упорствовал граф, не желавший выпускать шкатулку из рук.

Поняв, что шкатулки он все равно назад не получит, аббат закрыл сундук и запер его на замок.

— Обитель наша невелика, монсеньор, но это не значит, что у нас вовсе нет связи с остальной церковью. Я получаю письма от моих братьев и узнаю различные новости.

— Например?

— Кардинал Бессьер занимается поисками некой великой реликвии, — ответил аббат.

— И он ищет эту реликвию здесь! — торжествующе заявил граф. — Он послал своего монаха рыться в моих архивах.

— Но если Бессьер взялся за поиски, — предостерегающе сказал Планшар, — можно сказать с уверенностью, что он будет железной рукой устранять все препоны, какие встретит на стезе служения Господу.

На графа предупреждение не подействовало.

— На меня возложен великий долг, — заявил он.

Планшар поднял светильник.

— Больше мне нечего сказать, сеньор. Добавлю лишь, что из всего слышанного мною ничто не говорит о том, что Грааль спрятан в Астараке, но одно я знаю точно, так же точно, как то, что мои кости в скором времени упокоятся в этом склепе. Поиски Грааля, монсеньор, сводят людей с ума. Они ослепляют их, отнимают рассудок и превращают в одержимых. Это опасное занятие, монсеньор, и лучше всего предоставить его трубадурам. Пусть они поют о Граале и слагают о нем стихи, но, ради Христа, не губи свою душу, пустившись на его поиски!

Но граф не слушал предостережений Планшара, он не внял бы даже ангельскому хору с небес.

У него была шкатулка, и она служила ему доказательством того, во что он хотел верить.

Грааль существует, а он, граф де Бера, призван его найти. Значит, поиск будет продолжен.

* * *

Провожать Робби до самого Астарака Томас не собирался. Долина, в которой находилась эта бедная деревушка, уже была разграблена, и он собирался наведаться в соседнюю, где вдоль дороги, ведущей из Массюба на юг, словно бусинки, нанизанные на нитку, одна за другой подобно горошинкам располагалось несколько деревень. Там его люди займутся своим нехорошим делом, он с небольшим эскортом поднимется с Робби на холмы, нависающие над Астараком. Если там, на виду, не окажется коредоров или других врагов, шотландец поедет дальше один.

Томас снова взял на вылазку весь свой отряд, оставив дюжину людей охранять Кастийон-д'Арбизон. Доехав до маленькой деревушки близ реки Жер, покинул там свой отряд и с другой дюжиной лучников и дюжиной латников отправился провожать Робби. Женевьева осталась с сэром Гийомом, который обнаружил в деревне большущий курган из тех, в каких, как он клялся, древние, жившие еще до Рождества Христова язычники прятали свое золото. Реквизировав у селян дюжину лопат, он принялся разрывать холм, а Томас и Робби, оставив его и его людей за поисками клада, двинулись по тропе, петлявшей через рощи каштанов, где крестьяне заготовляли палки на подпорки для виноградных лоз. За все утро им не встретилось ни коредоров, ни кого-либо еще, кто мог бы их побеспокоить, хотя, по прикидкам Томаса, враги не могли не заметить столб дыма, поднявшийся над сигнальным костром, который успели разжечь в той самой деревне, где сейчас сэр Гийом копал землю, пытаясь осуществить мечту кладоискателя.

Робби заметно нервничал и, пытаясь скрыть свое состояние, развлекал своего спутника болтовней о пустяках.

— Помнишь того малого, в Лондоне, который плясал на ходулях да еще и жонглировал. Ловкач, ничего не скажешь! Славное было местечко, веселое. Кстати, сколько стоило остановиться в той лондонской таверне?

Томас попытался, но так и не вспомнил.

— Несколько пенни, наверное.

— Я вот что хочу сказать, они ведь непременно надуют, верно? — спросил Робби с беспокойством.

— Кто?

— Содержатели трактиров.

— Ясное дело, они блюдут свою выгоду, но чтобы обирали путников, этого я не думаю. Запросишь лишку, никто у тебя не заночует. Лучше получить с путника пенни, чем ничего. Кроме того, раз ты паломник, то почему бы тебе не останавливаться на ночлег в монастырях?